Портрет в творчестве Зинаиды Серебряковой
Зинаида Серебрякова — непревзойденный мастер камерного портрета — создала обширную галерею образов своих современников. Востребованные среди заказчиков еще при жизни художницы, портреты Серебряковой все еще чрезвычайно ценятся любителями искусства и коллекционерами. Регулярно на аукционах появляются прекрасные образцы ее творчества. Наиболее часто можно встретить примеры парижского периода — времени расцвета ее таланта как портретиста.
Портрет в творчестве Зинаиды Серебряковой всегда занимал значимое место. Еще в России она исполнила множество портретов своих детей («За завтраком», 1914, ГТГ; «Карточный домик», 1918, ГРМ) и автопортретов («За туалетом», 1909, ГТГ; «Автопортрет в образе Пьеро», 1911, Одесский художественный музей; и др.). Работа над автопортретами часто была вынужденной, за неимением другой модели. Также она исполнила множество автопортретных зарисовок «для упражнения в рисунке или для изучения различных эмоциональных выражений лица». Однако применить свои навыки в знании натуры в России ей было не так просто — заказы на портреты художница получала редко. Однако уже после отъезда в Париж в 1924 году она смогла в полной мере реализовать свои навыки.
Зинаида Серебрякова перебралась в Париж в поисках заработка, надеясь на продажи своих картин с зарубежных выставок и частные заказы. Она была вынуждена оставить детей в Советской России на первое время, пока не сумеет «встать на ноги». Задача помогать оставшейся в России семье, высылая заработанные деньги, самой существовать в новом городе, оказалась очень трудной. Большую поддержку Зинаиде Евгеньевне оказывал ее дядя — Александр Николаевич Бенуа. Большое участие в судьбе художницы принял Константин Алексеевич Сомов, который высоко ценил ее талант портретиста. Благодаря ему Серебрякова получала заказы на портреты от частных лиц. Судьбоносными оказались портреты Саломеи Николаевны Андрониковой и Генриетты Леопольдовны Гиршман. Эти произведения, созданные осенью 1924 года, знаменуют начало нового периода творчества Серебряковой. С этого времени она становится востребованным портретистом.
В Центре художественной экспертизы им. И. Е. Репина регулярно проходят исследования портреты Зинаиды Серебряковой зарубежного периода — второй половины 1920-х — 1940-х годов. Их можно условно разделить на три группы: заказные портреты, портреты родных и близких, детские портреты.
Работала художница в основном в технике пастели, которой владела безупречно. Именно пастелью она могла писать быстро, улавливая тонкие нюансы не только внешности, но и психологии своей модели. Даже малознакомых людей, кажется, она очень хорошо понимала и чувствовала. Она всегда воплощала самое лучшее, прекрасное, видимое авторским взглядом в своих моделях и невольно старалась подчеркнуть их положительные внешние и внутренние качества. Но и умела удивительно точно отобразить душу человека, его внутренний мир и характер. Среди работ, исполненных на заказ, — портрет Екатерины Павловны Каменской (баронессы Штейнгель). Она выбирает простую композицию, помещает модель на нейтральный фон и делает акцент непосредственно на человеке, лице. Образ демонстрирует стать и благородство женщины, ее внутреннюю силу. И при этом в легком наклоне головы, внимательном взгляде, нежных руках кроется мягкость.
Портреты, исполненные для близких, художница часто сопровождала подробными дарственными надписями, благодаря чему экспертам сегодня проще опознать изображенных. «Дорогой Катюше // на память от // Зины Серебряковой», — пишет художница троюродной сестре Екатерине Кавос. «A ma chêre Héléne // bon souvenir de Zina Serebriakova» («моей дорогой Елене на добрую память от Зины Серебряковой»), — говорится на портрете Елены Бенуа (младшей дочери Александра Бенуа, сестры художницы). Почтовый адрес был обнаружен на портрете Ирины Васильевой 1924 года, который художница отправила подруге в Нью-Йорк. Портреты, полны домашнего тепла, радости встречи, открытости и понимания между ними. Стремительно написанные пастелью, буквально в один сеанс, в портретах неизменно выделяется лицо и глаза моделей, в то время как фигура и одежда могут быть намечены условно, поза — открытая или, наоборот, сдержанная — четким силуэтом выделяется на нейтральном светлом фоне.
«На память о Зине Серебряковой», — подписан портрет маленького Питера Устинова, племянника художницы. Эта работа объединила в себе любимый Серебряковой детский портрет и подарок на память близкому родственнику. Весной 1925 года Зинаида Евгеньевна гостила в Англии у двоюродной сестры Надежды Леонтьевны Устиновой (Бенуа). Тогда же она исполнила и ее портрет. Но образ маленького мальчика оказывается даже более насыщенным. Он помещен в интерьер, исполненный в голубых тонах. На фоне холодных оттенков выделяется его розовощекое детское лицо, сдержанно улыбающееся, но с игривым веселым взглядом.
Зинаиде Евгеньевне работа над изображениями детей доставляла большую радость, даже заказными. Именно здесь ей действительно было необходимо работать быстро и точно улавливать черты юных моделей. Ее детские образы наполнены трогательностью и мягкостью, детской непосредственностью и живостью, как, например, нежный портрет девочки с белыми локонами 1943 года.
Жанр портрета по праву занимает центральное место в творчестве Зинаиды Серебряковой. Мастерство психолога, точность рисунка, яркость красок делает ее образы по-настоящему живыми. Александр Бенуа писал: «В ее искусстве столько милой, ласковой прелести, оно такое по существу близкое, оно так просто и прямо говорит сердцу и уму, что трудно быть вполне объективным, когда говоришь о нем. Оно слишком подкупает, слишком пленит. И сколько уже лет прошло с того дня, когда она всех поразила своим замечательным автопортретом, ставшим украшением Третьяковской галереи, а все еще искусство Серебряковой остается таким же свежим, непосредственным и подкупающим. …С тем же исключительным мастерством она продолжает передавать живой блеск глаз, так же манит в ее передаче плотность, упругость и сияние тела, так же естественно красивы сочетания ее красок, с такой же классической легкостью ложатся мазки ее кисти и штрихи пастели. …все искусство Серебряковой остается свободным; оно к тому же исполнено какого-то, я бы сказал, веселья, несомненно отражающего то состояние радостного возбуждения, в котором художница пребывает во время своей работы» (1932).
